1. Стекло по Коннору и Хэнку— Вы спрашивали, боюсь ли я умереть, — сказал Коннор медленно, отмерев. Он моргнул, опустил пистолет, а потом посмотрел на Хэнка. Тому показалось, в стеклянных глазах горело. Коннор смотрел так по-живому, по-настоящему и с такой паникой, что изнутри просто скрутило от боли. Диод горел красным, лихорадочно мигал. Коннор дышал — часто и шумно, сквозь приоткрытый рот. — Да. Я боюсь.
Он поднял пистолет — резким механическим движением, и только тогда Хэнк понял, что он собирается делать.
— Коннор, не смей!
Хэнку показалось, от выстрела порвутся барабанные перепонки.
Коннор смотрел на него с застывшей паникой в глазах. На месте диода у него была сквозная дыра.
Хэнк понял, что не может двинуться.
2. Сахар по хуман!Маркусу и хуман!СаймонуНа крыше холодно. Маркус проследил за тем, как Саймон ежился, втягивая голову в плечи, но легкая ветровка его явно не спасала. Маркус выждал с полминуты, помявшись, потом стащил с себя куртку и, сделав шаг назад, сам набросил тяжелую ткань на вздрогнувшие плечи. Саймон поднял на него удивленный взгляд.
— А ты?..
— Я не мерзну, — отмахнулся Маркус, жадно следя за тем, как Саймон с улыбкой опустил смущенный взгляд, светлые ресницы почти коснулись щек, и Маркус внутренне почти умер. Насчет того, что он не мерзнет, он, конечно, слегка приврал. Ветер легко забирался под кофту и неприятно жег холодом. Но это определенно стоило того, чтобы увидеть это выражение на лице Саймона еще раз.
Маркус сунулся под козырек, где валялось все добро, вытащил матрас и кинул его почти у края крыши.
— Располагайся, — бросил он, хотя по лицу Саймона было заметно, что близость низенького парапета его слегка нервирует. Он ничего не сказал, послушно присел на край матраса, потом лег. Маркус устроился рядом через полсекунды, на него дохнуло этим потрясающим цветочным запахом.
Не зря он взял матрас поуже.
— Ты часто тут бываешь? — спросил Саймон тихо, голос теперь звучал как-то иначе и отдавал хрипотцой.
— Почти живу, — Маркус упорно смотрел на звезды, но боковым зрением видел Саймона. Тот слишком близко, его он повернет к Маркусу голову, то тот почувствует дыхание на щеке. От этой мысли по спине поползли мурашки, стекая на руки.
Саймон ничего не ответил, тоже смотря на небо.
Маркус решил, что сейчас самое время для самой большой глупости в его жизни.
— Звезды красивые сегодня, — сообщил он, прочистив горло.
Саймон неожиданно захихикал и повернулся набок, оказываясь к нему лицом. Маркус моргнул, посмотрел на него, повернув голову. Саймон улыбался так, что внутри плавилось. Было видно, что ему тяжело смотреть в глаза, но он все равно смотрел.
— Маркус, этот подкат придумали до того, как ты родился.
Маркус резко выдохнул смешок, напряжение его тут же отпустило. Одним слитным движением он повернулся набок, скользнул ладонью Саймону на щеку и поцеловал.
Как неожиданно просто это оказалось сделать.
3. Сахар по Гэвину и хуман!КонноруГэвину кажется, он сейчас умрет.
Ему уже нихера не восемнадцать, чтобы такие потрясения не отдавались в сердце покалыванием.
У Коннора мягкие губы, теплые руки, очень крепкая хватка, и вообще-то он должен быть выше, но сейчас слегка подгибает колени, прижимаясь спиной к стене и тяня Гэвина на себя.
Гэвин задыхается и в поцелуй ныряет, как в воду.
Он поверить не может, что это действительно происходит. Он чувствует себя так хуево и охуенно одновременно.
Когда Коннор слегка кусает за нижнюю губу, Гэвину кажется, его сейчас точно хватит.
Он отстраняется, чтобы вдохнуть, легкие горят. Коннор дышит в уголок губ жарко, потом улыбается — Гэвин слышит улыбку в выдохе и чувствует ее кожей.
— Скорую уже вызывать?
Гэвину хочется отвесить ему подзатыльник, но он только смеется.
4. Сахар по хуман!Ральфу и хуман!ДжерриИногда Ральф думает о том, что не заслуживает Джерри. Не заслуживает улыбок, от которых внутри все тает и рвется. Не заслуживает теплых прикосновений, ласковых поцелуев в лоб. Но если об этом заикнуться, то Джерри непременно начнет переубеждать, используя при этом самые смущающие выражения. Ральф думает, что и их он не засуживает тоже. Ему безумно неловко об этом слышать, поэтому о своих подобных мыслях он старается молчать.
От Джерри это его нисколечко не спасает.
Джерри говорит очень много самых разных вещей. Он называет Ральфа своим солнышком, трогая губами краешек шрама. Говорит, что он очень красивый и вообще лучшее, что с Джерри случалось.
Ральфу верится с трудом. Он ничего не может с собой поделать. Ему безумно сложно понять и принять, что его любят.
Ральф иногда ловит себя на том, что очень боится быть любимым.